Семь тысяч над землей. Путь на Хан-Тенгри (7010 м)

Анатолий Букреев, двадцать один раз поднимавшийся на гималайские восьмитысячники, говорил, что Хан-Тенгри – возможно, самый красивый пик в мире из-за его правильных ребер и геометрической пирамидальной симметрии. При планировании нового восхождения вид этого самого северного семитысячника притягивал нас как магнит. Недаром в переводе с тюркского Хан-Тенгри означает “Повелитель духов”.

Первая ночь на высоте 5400 м во втором лагере (Л2) была тяжелой. Весь вечер мела пурга, было холодно, и мы с соседом Дэвидом по очереди вылезали из палатки откапываться. Мы оба чувствовали себя средне, но Дэвид как врач различал у себя особенно тревожную симптоматику. Мы с трудом проглотили по дошираку и пили, пили, пили… благо, со снегом для горелки проблем не было – стоило лишь вытянуть руку из палатки и зачерпнуть его из свежего сугроба.

Утренний подъем затянулся из-за невнятного прогноза, но ближе к 11 небо стало проясняться, и команда двинулась наверх. Задачей дня было подняться на плечо пика Чапаева на высоте 6100 м – снежный купол, от которого одно ребро уходило к основной вершине пика Чапаева, а другое образовывало седло с западным ребром Хан-Тенгри. Спустя пару часов мы миновали высоту Эльбруса, и тут начались крутые скальные участки.

Когда спустя 4.5 часа мы вылезли на снежную шапку плеча Чапаева, перед нами открылась южная сторона склона – ледник Южный Иныльчек и массив пика Победы. Сам Хан предстал гигантской пирамидой, по ребру которой мы, крошечные человечки, хотели вскарабкаться. Чувства были двоякими – с одной стороны, задача-минимум была выполнена. А с другой, так хотелось уже дойти до самого Хана, этого мраморного исполина, хотя его вид и вызывал трепет.

Не успели мы начать спуск, как небо снова стало затянуло, пошел снег. Видимость снизилась до 10 метров, но провешенные на маршруте веревочные “перила” задавали направление. Один раз со скалы высотой в несколько метров на меня сбежала лавинка, засыпав сверху сухим снегом. Дэвид спустился в лагерь позже, потеряв термос и накидку рюкзака. Побывав на Чапаева, он решил дальше не идти и выглядел счастливым. Гора буквально гора свалилась у него с плеч.

Спустившись следующим утром в базовый лагерь (БЛ) на 4100 м, команда завершила третий, последний этап акклиматизации перед финальным штурмом вершины. План акклиматизации заключался в постепенном наборе высоты по принципу “пилы” – подъем до первого высотного лагеря на 4600 м и спуск в БЛ, потом подъем до второго на 5500 м и спуск, и вот теперь до 6100 м. Все вместе это давало возможность организму постепенно адаптироваться к высоте.

К этому моменту из 9 участников нас осталось трое – двое венгров, Жомбар и Левенте, и я. Мой друг и напарник Дима решил дальше не подниматься и улетел домой. Улетел и невезучий немец Алекс, который приезжал сюда уже трижды, но всякий раз что-то шло не так. Сейчас его подвел живот, непоправимо выключив из работы. Еще у двоих венгров, Петю и Аттилы, зашкалило давление, хотя Петю был самым крепким и имел за плечами восхождение на Чо-Ойю (8210 м).

Все вместе мы впервые встретились за две недели до этого по прилету в алматинский аэропорт. Команда была сборной и прилетела для участия в KhanTengri Peak Joint Expedition 2017, организованной компанией KanTengri Expeditions. В тот же день мы добрались до лагеря Каркара на границе Казахстана и Киргизии, сперва на автобусе, а потом на армейском грузовике. Здесь новой команде предстояло провести предварительный этап акклиматизации.

В лагере команду встретил Казбек Валиев, организатор экспедиции и легендарный советский и казахский альпинист – Снежный барс, участник первого советского восхождения на Эверест (1982) и капитан сборной СССР по альпинизму (1989). Казбек рассказал про логистику и гидов, предложил график восхождения. Радовало, что “пила” имела достаточно зубьев с днями отдыха в промежутках, хотя думать о предстоящем количестве подъемов и спусков не хотелось.

Мы планировали восхождение с севера, со стороны Казахстана по ребру пика Чапаева и далее через седловину по западному гребню самого пика Хан-Тенгри (маршрут Соломатина). Этот маршрут считается классическим, но более трудным технически и физически, чем подъем с юга. Зато он защищен от схода лавин, в отличие от южной “бутылки”, и почти весь был виден из БЛ. На маршруте уже 2 недели работали гиды и успели провесить перила до Л2 (5500 м).

Два дня прошли неприлично хорошо: вкусно ели, много спали. Телефон почти не работал, почта отключилась. Цивилизация постепенно снимала свои оковы. Мы в удовольствие сходили на ближайшую горку, поднявшись на 3200 м. Привлекла внимание пара из Сингапура, шедшая на Хан самостоятельно без гидов – парень высок и строен, а девушка маленькая и кругленькая. Подъем дался ей очень тяжело, и было поразительно, что она собралась на 7 тысяч.

Наконец, настал день заброски на ледник. Прямо в лагерь прибыли казахские пограничники с портативной системой проверки паспортов. После “выезда” из Казахстана все направилась к мосту через реку Каркару. Там киргизские пограничники уже убрали часть колючей проволоки, и мы по одному начали переход госграницы. Предстоял рейс на вертолете киргизских ВВС. После взвешивания людей и снаряжения вертушка загудела и затряслась, а сердце застучало.

Перелет занял около 40 минут. За это время зеленые альпийские луга сменились бурыми складками предгорий. Вдоль них по долинам потянулись вверх изломанные языки ледников со стаявшими черными моренными выносами. Появились снежные пики, сначала небольшие, потом более массивные. Ледники становились шире и мощнее, заполняя все пространство между горными грядами. И вот уже мы летим над гигантским ледником Северный Иныльчек.

Вертолет сел прямо на ледник, недалеко от расположенного на морене казахского лагеря. Напротив возвышалась монументальная северная стена Хан-Тенгри, нависая своей громадой над прилетевшими крошечными человечками с их игрушечными планами и надеждами. Для подхода под маршрут человечкам нужно было пересечь километровый ледник, обходя и прыгая через трещины и реки-талицы, забираясь на каменные отвалы, что занимало минут 35-40.

Базовый лагерь представлял из себя два десятка 2-местных палаток на деревянных поддонах и несколько общественных помещений – баня, кухня, столовая, медпункт. Уже много лет лагерем бессменно руководит легендарный Мухан, для многих – дядя Муха, трехкратный Снежный барс, ходивший на Хан по северной стене в лоб. Кормят в БЛ вкусно, плотно и по расписанию: 8 – 14 – 22 часа. А если ты с горы, то всегда заботливо покормят внеурочно.

Первый акклиматизационный выход был радиальным, до первого лагеря (Л1, 4500 м) и назад. Людей на горе почти не было, мы обогнали лишь печальную пару сингапурцев с громадными рюкзаками. Злые языки шутили, что, наверное, он обещал ей сделать предложение на вершине. Мой организм, лишь накануне оказавшийся на четырех тысячах, уже чуял неладное и ответил бессонной ночью с редкими провалами в сумбурные калейдоскопические сны.

На следующий день мы поднялись в Л1 уже для ночевки. Сингапурцы, не спускаясь, ушли выше, зарыв часть еды неподалеку. На закате белая мраморная вершина Хана зажглась оранжевым на фоне темных соседних вершин. Я гулял по лагерю, выпивая один термос чая за другим, борясь с накатывавшей горняшкой. В палатке мы спали втроем с Димой и Алексом, но уместились только валетом. По рации сказали, что ищут шедшего с юга турка, и отключились до завтра.

Наутро, после акробатических сборов в тесной палатке, мы вышли наверх на 5200 м. Гиды планировали пройти первые скалы и устроить привал, не доходя 300 м до Л2. Как оказалось, тут же переночевали не осилившие подъем накануне сингапурцы, установив промежуточный лагерь. Венгры решили дойти сразу до Л2 и сделать заброску. Более молодой Петю забежал быстро, остальным же эти лишние метры дались очень тяжело. Спускались ребята долго.

Пик Мраморная стена (6261 м) – самый северный 6-тысячник Тянь-Шаня и Азии.

Следующий день был выходным перед третьим зубом “пилы” акклиматизации с подъемом на 6150 м. База была занята поисками иранца, тоже солиста. Как позже выяснилось, он не осилил подъем на Чапаева на пути назад, где-то переночевал и ушел на южную сторону, в Киргизию. По крайней мере, был жив. Иранцы вообще запомнились девиантным поведением: еще один пользовался нашей палаткой в наше отсутствие и все пытался отдать гидам свой рюкзак.

Слева направо: я, гиды Андрей и Володя, Леша из параллельной команды и Дэвид.

Позже иранская девушка устроила большую пробку на перилах уже в день штурма, не пропуская никого вперед. Уронив ледоруб, она истошно визжала, пока ей его не принесли. Спуститься в Л3 (5900 м) она не смогла – ее спасли русские ребята, буквально приведя в свою палатку на 6400 м. Нам потом объяснили, что в Иране подобные восхождения поощряются государством, и кто не взошел с группой, потом пытается наверстать сам, со всеми вытекающими.

Тем временем наши гиды, отличные ребята и альпинисты – Сергей из Москвы, Артем из Новосибирска и Володя из Екатеринбурга – распределяли продукты для заброски в Л2, считали палатки, обсуждали тактику и вариант установки Л4 на 6400 м. Этой же ночью произошло землетрясение. Земля заерзала под палаткой, и я сам не понял, как выпрыгнул из спальника наружу в одном белье. С еще несколькими проснувшимися полуголыми альпинистами мы завороженно наблюдали, как мощная лавина с ревом несется по стене рассветного Хана.

Третий выход на гору запомнился ухудшением погоды и поэтапным отстрелом ступеней нашей сборной ракеты – в БЛ остался с давлением Петю, в Л1 Алекс слег с животом, Дима решил выше не идти. В Л2 почувствовал себя хуже Аттила, а после Чапаева отказался от продолжения Дэвид. Признаться, на этом фоне сохранять мотивацию было трудно, но у меня не находилось какой-либо уважительной для самого себя причины, чтобы развернуться, и я шел дальше.

Два дня отдыха стали проверкой на прочность. В лагере царила расслабленная атмосфера – несколько команд “наелись” горами. Они гуляли и пили пиво с безмятежностью людей, у которых все позади. Нам же надо было наверх, четвертый раз через ледник тем же маршрутом 3 дня лезть до Л3 (5900 м), и потом штурм. Ночи стояли холодные и звездные. Немного отойдя от палаток, можно было почувствовать себя наедине с этими вечными снежными гигантами.

Многие вещи, которые кажутся важными в городе, вдруг оказываются совершенно пустыми и мелочными здесь. Вихрь сиюминутных новостей и придуманных проблем уступает место размеренному, без суеты течению времени. Большое превращается в малое, а малое может вдруг оказаться большим, как, например, термос горячего чая. Наверное, поэтому люди и ходят в горы – узнать настоящего себя, проверить, ненадолго выбравшись из матрицы.

Возможность проверить себя как раз была на подходе. Погода начала портиться, и контур горы еле проглядывал сквозь туман, облачность и идущий снег. Но если лезть сейчас, то как раз к штурму можно надеяться на улучшение. Огорчал рюкзак. Мы несли в Л3 (5900 м) еду на неделю, спальник, горелку, по 2 газовых баллона, пуховые одежду и варежки, медицину. По свежему снегу тропили фактически заново, что значительно замедляло ход и забирало силы.

Во второй лагерь (5500 м) мы поднимались в метель. Сухой снег уползал из-под ног, заставляя на каждый шаг фактически делать два. Ночью удалось поспать, хотя до утра палатку трясло и гнуло от ветра со снегом. В спальнике привычно сохли валенки от ботинок, носки и перчатки. Моим новым, уже 4-м соседом по палатке был гид Володя, неболтливый, но надежный и искренний парень. Сергей и Артем “курировали” венгров и общую стратегию.

Переход через Чапаева на перемычку в Л3 (5900 м) оказался самым тяжелым и занял почти 7 часов. В плеере хрипел Владимир Семеныч, а я хрипел с рюкзаком на скалах. На спуске с Чапаева мы преодолели глубокий бергшрунд и связались на гребне. Погода улучшалась, но ветер не переставал. Некоторые команды решили подниматься этой же ночью, включая наших соседей, опытных русских альпинистов. Мы же сделали дневку в надежде на улучшение погоды.

Следующий день был ясный, но дуло мощно. Резкие движения вызывали ощутимую одышку. Днем видели чудо – шотландец прыгнул с вершины на параплане! И сел на 3 тысячи метров ниже, на леднике. Восхищение, страх и зависть. К вечеру спустились итальянцы и русские. Сингапура не было. Решили, что мы с Володей и венграми выйдем в 3 утра, а Сергей и Артем, готовившиеся пойти на Победу, уже будут ждать на 6400, где есть пятачок под палатку.

Будильник в 2 ночи и выход в 3. Ночь звенела – полное безветрие и штиль. Луна и звезды. Мороз по ощущениям -15С. Наши надежды на погоду оправдались. В крови адреналин – этот предстартовый зуд запоминается с каждого восхождения. На мне было четыре слоя одежды внизу и три сверху – термобелье, powerstrech и gore-tex, на ногах еще теплые штаны. В запасе пуховка и рукавицы. Как говорил Сергей, “лучше покрыться потом, чем инеем”.

Дошли до скал. Слышны лишь скрип кошек и собственное дыхание. На склоне еще с десяток фонариков северян и южан. Ночью идти хорошо – не ощущается масштаб задачи, мощь горы, перед глазами только ближайшее препятствие. Потом будет сложнее: видны перебитая оплетка веревок, обрыв на юг, глыба пирамиды Хана. До 6400 дошли за 3 часа, когда рассвет начал выхватывать из темноты соседние пики и окрашивать их нежно-розовым.

Сережа и Тема ждали нас с чаем. Оказалось, ночью они спасали сингапурцев и отогревали их в своей палатке. Выяснилось, что те оказались на вершине лишь к вечеру, и он правда сделал ей там предложение! Дарвин смеется, мы идем выше. Скорость падает, и вот уже прохождение кулуара на 6500-6700 м заняло 2 часа. Володя был гораздо быстрее, но шел за мной. Он ввел ежечасный пит-стоп на питье/перекус, и даже – мужик! – взял наверх горелку и газ.

Я же взял фотоаппарат. Вещь в горах незаменимая – позволяет делать вид, что ты остановился ради хорошего кадра, а не чтобы с трудом отдышаться. Акклимуха закончилась, шлось все тяжелее. Несколько скальных участков отняли много сил, а дальше начался длинный снежный взлет на вершину. Его мы шли еще часа два. На каждый шаг я делал 3 вдоха и выдоха. Наконец, перила закончились, склон стал спрямляться. Рывок, как в замедленном кино, и вершина.

Признаться, я до последнего момента не ощущал уверенности, что все может получиться. Последние часы были очень тяжелыми физически, и я боялся, что не хватит сил или времени и придется разворачиваться. На вершине первым чувством была не радость от сделанного, а облегчение, что выдержал. Сергей и оба венгра зашли на вершину через час, около 12, мы же с Володей поднялись чуть выше креста, на снежный карниз вершинного купола.

Отсюда можно было видеть сразу три страны – Казахстан, Киргизию и Китай. Весь Тянь-Шань лежал вокруг круговой панорамой, насколько хватало глаз. Погода была изумительная, хотя и сильно дуло. Дальше предстоял длительный спуск. И вновь я шел и шел вниз и все удивлялся – неужели я все это пролез наверх? Только бы не уронить спусковуху… сколько же еще веревок… как же хочется пить… поскорее бы оказаться в палатке и в спальнике.

50м до вершины. Внизу ледник Юж.Иныльчек, пик Чапаева и Л3 (5900 м) на гребне внизу.

На спуске мы встретили двух припозднившихся альпинистов. В одном я сперва не узнал легендарного Дениса Урубко, восходителя на все 14 восьмитысячников без кислорода. Другой устало спросил по-русски, сколько осталось до вершины. Оставалось прилично. Запомнился его акцент, и что он почему-то был без рюкзака. Урубко потом прошел в двойке новый красивый маршрут на пик Чапаева, а второго, болгарина, нашли утром после срыва ночью на спуске.

Если наверх мы поднимались 8 часов, то на спуск ушло 5. С учетом часа на вершине, в лагере на 5900 м команда была в 5 вечера. Вокруг горел совершенно потрясающий закат, окрасивший Победу в розово-голубой и зажегший мраморную пирамиду Хана ярко-оранжевым. Из-за ветхости приходилось очень аккуратно выбирать веревки для спуска по скалам. Тема шел первым и терпеливо подсказывал, остальные – следом по очереди.

Подниматься на следующее утро назад на Чапаева было мучительно и потребовало более 2 часов. Дальше только вниз. Венгры остались в Л2 (5500 м), мы же с гидами сделали рывок сразу в БЛ, забирая из лагерей по пути мусор, палатки и вещи. По леднику мы шли уже в полной темноте, навьюченные как мулы. По итогу мы практически точно прошли “по плану-пиле” Казбека, просидев только лишний день в Л3, но сэкономив его на спуске.

Оглядываясь назад: гребень Хан-Тенгри с 6100 м. Точки внизу на седле – палатки Л3 (5900 м).

В лагере нас ждал радостный дядя Муха с заначкой коньяка. Там же были и сингапурцы. В благодарность за свое спасение они купили гидам по бутылке пива. Следующие два дня в ожидании вертолета мы лишь спали и ели. За восхождение я похудел на 8 кг и калории нужно было срочно восстанавливать. Хан провожал переменчивой и ветреной погодой, показывая свой нрав самого северного в мире семитысячника.

Ребятам-сотрудникам лагеря и Мухану огромный привет и спасибо за теплоту и гостеприимство! Казбеку Валиеву спасибо за организацию, а команде гидов – за то, что все это стало возможным.